Джек Вэнс - Умирающая Земля [ Умирающая земля. Глаза другого мира. Сага о Кугеле. Риалто Великолепный]
Риалто обвел взглядом жителей деревни и обратился к женщине с плоским лицом:
— Кто является вождем вашей общины?
Женщина указала пальцем на одного из стоявших:
— Дулка — вон он стоит. Он мясник и перевозчик. Нам не нужен вождь — вожди обычно забирают себе слишком большую долю еды.
Толстопузый старик с серыми бакенбардами сделал несколько шагов навстречу магу и заговорил льстивым носовым голосом:
— Разве обязательно быть такими ужасными? Ну да, мы антропофаги. Да, мы несколько своеобразно используем незнакомцев. Но разве это повод для злости? Мир таков, каков он есть, и каждый из нас должен стремиться приносить пользу ближним, хотя бы и став для них обедом или ужином.
— Наши интересы лежат в другой сфере. Если я увижу еще хоть одну сеть, ты первым отправишься на небо, — ответил Риалто.
— О, само собой! Ведь теперь мы знаем о ваших преимуществах. Что вам угодно? Может быть, вы голодны?
— Мы удивлены состоянием Луид Шага, который сейчас должен пробудиться ото сна для начала Золотой Эры. Вместо города мы обнаружили лишь руины, песок и вашу деревню поблизости. Что произошло со Священным городом?
Дулка довольно быстро пришел в себя и с радостной улыбкой посмотрел на Риалто. Затем, словно повинуясь давней привычке, он сложил ладони вместе, и принялся описывать вращательные движения большими пальцами. Проворство, с которым толстяку удавалось это занятие, показалось Риалто любопытным, даже удивительным. Отвечая на вопрос мага, Дулка заговорил монотонным носовым голосом:
— Тайна, окружающая руины города, скорее выдумка, нежели реальность, — пока мясник говорил, пальцы его продолжали двигаться. — Столетия проходили одно за другим, а боги все стояли на страже, днем и ночью. В конце концов они стали жертвами дождей и ветра, превратившись в пыль, и могущество их иссякло, — пальцы мясника стали двигаться в обратном направлении. — Земля лежала опустошенной, и руины города никто не посещал. «Избранные» спали долгим сном в алебастровых коконах. Юноши и девушки, лучшие из лучших, спали на шелковых кроватях, не тревожась ни о чем!
Пальцы Дулки начали выписывать странные фигуры. Риалто внезапно почувствовал приятную усталость, но приписал ее своему тяжелому дню.
— Мой дорогой друг! Я вижу, вы устали. Это я совсем заболтал вас всякой ерундой.
Откуда-то вынесли три плетеных из ивовых прутьев кресла, спинки которых украшали изображения искаженных человеческих лиц.
— Присаживайтесь. Отдохните, — вкрадчивым голосом бормотал мясник.
Дулка сам тяжело рухнул в одно из кресел, заскрипевшее под его солидным весом. Риалто присел, чтобы дать отдых уставшим ногам. Почувствовав неладное, он повернулся к Ошерлу и заговорил с ним на языке Двадцать Первого Эона:
— Что этот старый прохиндей делает со мной — я едва могу пошевелиться?
Ошерл, не раздумывая, ответил:
— Он призвал четырех Слуг низшего порядка — мы называем их мэдлингами. Сейчас они плетут сеть усталости вокруг тебя и неплохо справляются. Дулка уже отдал указания относительно пира.
Риалто с негодованием спросил:
— А почему ты не потрудился помешать им? Где обещанная лояльность?
Ошерл попытался скрыть свою неловкость за приступом кашля.
Маг строго приказал ему:
— Заставь мэдлингов вытянуть нос Дулки на два фута вперед и поместить на кончике большущую язву, а заодно по болезненному карбункулу на каждую ягодицу.
— Как прикажешь.
К великому удовлетворению Риалто, Ошерл отлично выполнил свою работу.
— А теперь — и даже не пытайся возражать — прикажи мэдлингам никогда больше не причинять мне вреда, — сказал маг.
— Ты абсолютно прав — надо застраховаться от штучек этого мясника, — ответил Ошерл.
— А потом ты освободишь мэдлингов и позволишь им идти на все четыре стороны, наказав не служить Дулке.
— Какое благородство! Могу ли я отнести подобные инструкции на свой счет? — с долей иронии спросил Слуга.
— Ошерл, не зли меня. Надо еще кое-что узнать у Дулки.
Риалто повернулся к возбужденному мяснику и заговорил с ним на языке деревни:
— Ты получил урок честности. Поскольку ты еще жив, то можешь убедиться в моем безграничном милосердии. А теперь — продолжим беседу?
Дулка угрюмо ответил:
— И почему ты такой раздражительный? Я вовсе не намеревался причинить вам вред. Ну что я еще могу сказать?
— Вы ведь исследовали развалины города?
— Нас не интересуют кучи камней. Мы лишь использовали алебастровые яйца по-своему…
— Понятно. Сколько именно яиц вы разбили?
— Ну, за долгие годы их набралось пять тысяч, шесть сотен и сорок одно. Осталось мало.
— Мало? Если ты не обсчитался, то всего один «Избранный» остался ожидать Золотой эры. Вы съели всех остальных! — воскликнул Риалто.
Дулка мгновенно забыл о своем носе и ягодицах.
— Остался только один? Это ужасная новость! Наши пиры подходят к концу!
— А как насчет сокровищ? Вы забрали драгоценные камни и кристаллы из городских домов? — спросил маг.
— Ну да, конечно. Нам доставляют удовольствие подобные штуки, особенно красного, розового и желтого цветов. Голубые и зеленые приносят несчастье, и мы используем их для развлечений.
— Каким образом?
— Мы привязываем их к хвостам богадилов, или скачущих медведей, или даже мэнков, и это заставляет их ужасно смешно гоняться по лесу.
— Хм-м. А не попадался ли вам сверкающий голубой кристалл в форме призмы? Подумай, как следует, — это важно.
Дулка внезапно вновь ощутил длину своего носа.
— Я припоминаю нечто подобное в не столь далеком прошлом.
Риалто, сама доброта, спросил:
— Неужели нос причиняет тебе такое неудобство?
— О, да! Несомненно!
— А ягодицы?
— Они жутко болят.
— Тогда принеси мне этот кристалл, и я избавлю тебя от неприятностей.
— Это не так-то просто, — угрюмо проворчал Дулка.
Риалто больше нечего было сказать и вместе с Ошерлом он отправился прочь из деревни, туда, где Слуга приготовил для него удобный шатер из синего шелка. На красно-синем ковре неопределенной формы Ошерл установил массивный деревянный стол, вокруг которого поставил четыре низких стульчика. На каждом стуле лежала темно-красная бархатная подушка. Снаружи стоял второй стол, на случай, если погода будет хорошей и маг захочет позавтракать или пообедать на воздухе. В шатре располагалось удобное канапе, а по углам стояли высокие железные стержни, удерживавшие лампы в форме причудливых многогранников.